2
Эндрю с Сэмом пристроились на раскладных стульях у трейлера, я, укутанная в плед, на ступеньке у входа в наш дом на колесах. Сидела, устремив взгляд на горизонт, где виднелись огромные трубы, из которых непрерывным потоком валил густой серо-бурый дым. Дрожь до сих пор не унималась, ребра давили; перед глазами стояли жуткие картинки, а в голове продолжали звучать крики и шум.
Да, я хотела сенсации. Мечтала, чтобы слухи оказались правдой. Мы все хотели этого, потому что знали, насколько поворотной может стать информация, способная пошатнуть власть Трех.
Но когда увидела эту правду вживую, то испугалась. Впрочем, нет, не испугалась – я была в ужасе. Преследования жнецов и сырость их казематов на секунду показались детским лепетом.
Мужчины внимательно изучали отснятый Сэмом материал, порой что-то восклицая и переговариваясь, а я… А я не могла пошевелиться. Не ожидала, что все будет так. То, что увидела в больнице, действительно повергало в ужас и заставляло совершенно иначе взглянуть на все происходящее в Государстве за последние месяцы. Усиленные таможенные контроли на дорогах, оборванные эфиры, перебои с электричеством, крысиные бега на политических должностях и общая напряженность; голоса оппозиционеров становились громче, но преследование их политической полицией – менее активным. Теперь все виделось в ином свете, а воображение рисовало кошмары наяву.
Правда, ужасные мороки все равно оставались где-то там, очень далеко и недосягаемо, а безумие в больнице напоминало горячечный бред. Если бы не большое количество людей в форме, машин, сигнальных огней и периодически срабатывающих сирен, то можно было бы представить, что после бессонной ночи я просто провалилась на мгновение в бессознательное состояние, и все это мне почудилось.
Бросила осторожный взгляд в сторону больницы. Высокий светловолосый полицейский кричал в рупор, призывая всех сохранять дистанцию. Изредка раздавались выстрелы. Я вздрагивала, боясь представить, что происходило внутри здания; и, хотя Эндрю с Сэмом настаивали на том, чтобы вернуться (или проникнуть) туда тотчас, я совершенно не желала вновь возвращаться, пока все не утихнет и не прояснится.
К тому же, мне, пожалуй, впервые не хотелось лишний раз ссориться с правоохранительными органами. Во-первых, была слишком встревожена и напугана для хладнокровных дискуссий. Во-вторых, наша репутация, уже подпорченная проникновением в чужие кабинеты, участием в громких и неоднозначных дебатах, освещением грязных дел значительных лиц, была в опасном шаге от пропасти; только-только удалось замять последствия репортажа, сделанного больше года назад на подорванной терракотовой организацией плотине на Волунтасе. Неправильное движение, неосторожное действие или слово сейчас – могли стать смертельным приговором. Представителям правительственных сил стоило копнуть лишь чуть глубже в наши документы, лишь чуть внимательнее прислушаться к вопросам…
Еще с полчаса назад смелость и отчаянность застилали мне глаза. Страх и ощущение промелькнувшей рядом смерти сейчас отрезвили.
Я глянула на Сэма и Эндрю; второй курил, держа сигарету большим и указательным пальцем и буквально высасывая из нее дым. Дорт же трепал свои волосы и, практически не моргая, следил за видео на мониторе ноутбука.
Мы никогда не страшились пробиваться через пластмассовые щиты в центр событий, и я не раз увлекала ребят за собой в сомнительные авантюры, но сейчас точно не хотела создавать еще одну историю противостояния с органами: потому что, в купе с определенными факторами, исход бы разыгрался не в нашу сторону. Я не могла рисковать жизнями Сэма и Эндрю.
Ибо, помимо факторов, первопричину которых знала и к которым сама была причастна, существовали и другие. Как минимум, почему мое досье пропало из базы жнецов. Воспоминания вернули в холодную ночь дороги сюда, в °22-1-20-21-14. Полночь. Блокпост. Пачка проверенных документов и полусонный таможенник. Жнец рядом с ним проверял наши документы, я готовилась исполнить заученный текст – грешков хватало, чтобы попасть под наблюдение политического сыска, но за время работы в "Багровых небесах" научилась отбиваться и разыгрывать роли, – но моего досье в базе внезапно не оказалось. Радоваться тому? Испугаться? Но всякое стремление проанализировать случившееся напрочь прогнали образы сегодняшнего утра.
Плевать. Сначала разберемся с больницей, соберем материалы, а потом будем действовать по обстоятельствам… Но в эту минуту рисковать своей сохранностью, пытаясь вернуться в медучреждение, абсолютно опрометчиво. Настолько, что даже я на это не решалась.
В животе противно заныло. Одинокий кофе оставался ни первый день единственным гостем моего желудка; где-то на грани сознания понимала, что следовало заставить себя хотя бы немного поесть… От столкновения рассуждений о еде и воспоминаний разорванных тел замутило.
Внезапно зазвонил телефон. Сэм с Эндрю синхронно обернулись, а я невольно содрогнулась, затем шумно выдыхая и пропуская сорвавшегося в трейлер Эндрю. Он впопыхах старался отыскать среди всякого хлама мобильный, в то время как раздражающая автоматическая мелодия на звонке продолжала задорно играть. Мы переглянулись с Дортом и тот, натянуто улыбнувшись, чуть приподнял видеокамеру.
В глазах его испуг, а лицо неестественно бледное. Но Сэм не изменял себе – все тот же "бессмертный оператор", до последнего не выпускающий камеру из рук. Я знала, он захватит абсолютно всё на видео, пусть и угроза накрывает подобно лавине.
Когда трезвонящий телефон был наконец-то найден, я опять вздрогнула, только теперь уже от резкого и громкого голоса Эндрю, который первым же делом похвалился будущим удачным репортажем перед своей женой – он, на мгновение забывшись, с восторгом описал то, что заснял Сэм, и то, как много военных и полицейских скопилось вокруг. Знаком показала мужчине следить за словами – звонок вполне могли прослушивать, – и, поежившись, тихо выругалась: весь скепсис Эндрю пропал, и его ничуть не тревожило, что он увидел.
Во мне боролись облегчение и беспокойство, и пока не было понятно, что побеждает.
Затем Эндрю завел беседу о дочери, а это значило, что разговор затянется. При всей угрюмости и молчаливость, наш дорогой Энди был очень хорошим отцом и примерным семьянином, который никогда не упускал возможности спросить у меня, не нашла ли я себе пары. Если честно, всегда восхищалась его умением совмещать семью, работу и хобби, особенно учитывая, что все эти пункты были различны и не могли пересечься.
Поднялась и нехотя стянула с себя теплый плед, закинув его куда-то вглубь трейлера.
– Эндрю, – окликнула мужчину, и тот обернулся, – я в магазин.
Мужчина коротко кивнул и я, захватив небольшой портфель, висевший на вешалке около входа в трейлер, решительно направилась вперед. Сэм бросил участливый взгляд и, не произнеся ни одного слова, стал освобождаться из кокона аппаратуры. Через пару минут Дорт нагнал меня и поплелся рядом.
Стоило признать: несмотря ни на что, несмотря на мое состояние, несмотря на весь кошмар и ужас, я вполне понимала – материал произведет фурор. А если Гивори предоставит дополнительную расширенную информацию – поднимет гигантскую волну, которая сметет последние сомнения в том, что власть Трех себя изжила. Что монархи сознательно сокрыли эпидемию на Севере. Что их словам нельзя верить. Что люди в их руках стали расходниками…
Я все шла и шла вперед, погруженная в мысли, не смотря по сторонам и не замечая чужого незнакомого города. Вместо того, чтобы глядеть жадно по сторонам, я настолько погрузилась в себя, что вовсе забыла: мы давно уж не в Центральных землях, а прибыли в Перешеечную область. Однако боковым зрением замечала все же непривычную планировку петляющих улиц, выразительную архитектуру зданий – более изысканную и заостренную, – обилие карминовых и пурпурно-черных камней в строениях.
Эхо доносило воющую в разных частях города сирену. Дорожные рабочие в униформе латали выбоину на асфальте; их рабочая машина гудела, а оранжевый проблесковый маячок посверкивал с перебоями. Ноги от каблуков неимоверно ныли. Голова гудела. Кипишь и гам не стихал ни на минуту, а громкие голоса смешивались в один единый шум и звенели в ушах… Именно тогда отчетливо поняла, что совершенно выбита из колеи, и не совсем замечаю и осознаю происходящее вокруг. Потеряла ощущение времени.
Резко остановилась осматриваясь. Не знаю, сколько времени прошло с момента, как покинули трейлер; минут двадцать или, может, тридцать. Громко пробили часы на высоком здании из красного кирпича. Десять часов. Оживленный перекресток перед нами. На небольшой площадке перед зданием (вполне вероятно, административным) гордо возвышался постамент – три безликие одинаковые фигуры. Единственное, что отличало эти тени – характерные атрибуты: корона из двух обручей на голове Властителя, меч в руках Главнокомандующего и поднятая Послом Небесным над головой Книга.
"Единство – ключ к бессмертию", – как главная парадигма власти Трех.
И всякий, кто эту парадигму осмелится критиковать, кто позволит себе усомниться в Трех или в данной им Небесами власти, сгинет, станет очередной внезапной жертвой. Коль пойдет против монархов – исчезнет, сотрется жнецами.
– Ты в порядке? – Сэм впервые за все это время решил заговорить; я ощутила его внимательный взгляд на себе, но не могла отвести своего от скульптурного изображения собирательного образа незыблемых монархов. Которые наши Трое по счету? Одиннадцатые? – Выглядишь, скажу прямо, неважно.
– Спасибо за честность, – хмыкнула в ответ, поворачивая к не большому, но длинному зданию, стены которого были сделаны из затемненного стекла.
Мимо пронесся велосипедист, чуть ли не сшибая нас с Сэмом; Дорт, громко выругавшись, показал вслед парню средний палец, на что я лишь тяжело вздохнула, качнув головой.
– Они совсем из ума выжили! – зло фыркнул Сэм, оправляя толстовку, – идем!
Здание, состоящее из цокольного и первого этажа, внутри оказалось больше, чем смотрелось снаружи. Везде разбросаны разнообразные павильончики – начиная от аптек и заканчивая сувенирной лавкой, – а цокольный этаж приспособлен под гипермаркет и роскошный книжный магазин (по крайней мере, вывеска "Лучший в городе" наталкивала на определенные ожидания). На каждом шагу работали кондиционеры, и я жадно глотала прохладный воздух. Продавцы, точно не до конца пробудившиеся ото сна, лениво зевали за прилавками, наслаждаясь немногочисленностью покупателей и посетителей.
Произошедшее в больнице отдалялось, начинало казаться выдумкой или лихорадочным бредом, и, хотя я все еще отчетливо помнила каждую секунду, каждый звук, все постепенно погружалось в дымный туман памяти, становясь менее реалистичным. Заурядное течение жизни, здесь, за пределами стен больницы, притупляло волнение, и отдельные детали ускользали из внимания, но…
Но на секунду меня словно закинуло в мертвую петлю из старых и новых воспоминаний. Сердце болезненно ухнуло по ребрам, затрепетало, и немалых усилий стоило прогнать подкравшуюся панику и заглушить боль; дрогнула, тряхнула волосами. Бессознательно сжала запястье левой руки. Сэм посмотрел на меня встревожено, но, ничего не сказав, направился к лестнице, что вела на цоколь. Я последовала за ним.
– Давай, приходи в себя, Штеф, – бросил негромко Дорт через плечо. – Согласен, зрелище не из приятных… Но все же к лучшему, верно? Мы нашли отличный материал, из которого легко сделаем конфетку. Разве не этого мы хотели?
– Да, пожалуй… – неуверенно протянула в ответ, хмурясь; внутреннее чутье вопило, но разобрать, от чего именно оно пыталось меня предостеречь, не могла. Посмотрев на продуктовый, почувствовала, как комок подобрался к горлу. – Ты сам сходи, купи перекусить, а я в книжный лучше зайду.
– Тебе что взять?
– Минералки. И печенье можно какое-нибудь. Я не особо-то и есть хочу.
Сэм кивнул, убирая руки в карманы, и, развернувшись на пятках, скрылся за прилавками. Полноватая кассирша лет сорока неодобрительно на меня посмотрела; я вскинула брови, чуть поведя головой, и женщина, поймав невербальное "указание направления движения", отвернулась к стеллажу с сигаретами.
По другую сторону от гипермаркета, за панорамными стеклами, виднелись ровные ряды полок с книгами.
Мысли продолжали перескакивать одна к другой: мне вспоминались и бессонные ночи, кончавшиеся крепким кофе на заправках, и полуночные сборы, и наша нынешняя долгая поездка, и тряска в трейлере, и разбитая аппаратура. Лабиринты домов, желтая косточка месяца в небе. Тучи, зябкое утро, больница. Перебинтованная рука Гивори, пациенты, полицейские.
Не помня себя, оказалась среди книжных полок. Бегло осмотрелась, побрела между стеллажами, поглядывая на новые корешки.
Подташнивало. Видимо, слишком перенервничала, да и сейчас продолжала накручивать себя. Где-то внутри страх закапывался в сердце и натягивал нервы; давно уж не испытывала настолько выбивающих из колеи панических чувств.
– Вам плохо? – взволнованно спросила девушка у кассы.
– Нет, все в порядке, – кивнула коротко; отчего-то сегодня все чрезмерно активно пеклись о моем здоровье, неужто правда так паршиво выглядела? – Спасибо.
И, деланно улыбнувшись девушке, поскорее скрылась в лабиринте стеллажей от ее пристального взгляда. Ближайшие минут десять провела в бесцельной ходьбе и рассматривании книг. Доставая очередной томик с полки, прочитывала аннотацию, листала, бегло изучая первые попавшиеся на глаза строки… С уверенностью могу сказать, что не запомнила ничего: лишь бы заглушить сменяющие друг друга в бесконечном наложении рассуждения. Я уже продумывала текст статьи, визуально составляла наполнение страницы интернет-издания, продумывала, какие формулировки следовало вывести на красные строки. Однако даже в таком отстраненном состоянии выбрала около семи книг для покупки – самые обычные в мягкой обложке, которые удобно носить с собой, в силу их компактности и маленького веса, – среди которых была парочка из прочитанных. Сложно было прикинуть, как много времени мы проведем в °22-1-20-21-14 (все зависело и от того, насколько Гивори сможет быть разговорчивым, и от общей обстановки в городе, и от деятельности жнецов), а потому следовало подумать, чем себя занять кроме рабочей рутины.
Хмыкнула про себя, чувствуя, как по телу расползалась ноющая тоска. Первым делом при возможности, безусловно, было бы нужно ознакомиться с самим городом, погулять, попробовать местную кухню, заглянуть к достопримечательным местам… Верноподданным Государства в принципе редко когда удавалось выехать за пределы "своей" территорий, где каждый с рождения оказывался практически "закреплен".
Бегло глянула в сторону местных путеводителей. Стеллаж с ними стоило бы везде называть "злая ирония".
Взяла пару ручек и карандашей чисто машинально.
Сэм, пожалуй, прав. Мы ехали сюда за сенсацией, яркими кадрами, информацией – и нам было с чем работать. Поездка не напрасно, а это уже чрезмерно многого стоило. Была бы я религиозной, поблагодарила бы Небеса с искренним жаром.
Не услышала, как подошел Сэм, и чуть не выронила книги, когда над ухом раздалось Сэмовское: "Штеф, я прибыл".
– Испугал, – сдавленно выдохнула, качнув головой. – Сейчас пойдем, дай мне минутку.
– Тебя нельзя отпускать одну в книжный, – парень подмигнул.
А чего, собственно, ему грустить? Сэм держал пакет с едой, материал у нас появился, работы предстояло много, в больницу ближайший день нас явно не пустят, да и Гивори навряд ли захочет вечером где-нибудь встретиться за чашкой кофе. Сегодня должен стать заслуженным отдыхом после тяжелой поездки и не менее сумасшедшего утра, наполненного не самыми приятными минутами.
К тому же, никто не запрещал побеседовать с жителями °22-1-20-21-14. А возможно, нам удалось бы даже пообщаться с военными – кто знает, может и здесь удача была бы на нашей стороне?
На секунду замерла, вновь вспоминая в деталях дорогу сюда. Подготовленные документы действительно хороши, мы смогли без труда пройти все таможенные блокпосты, но…
Но как мое досье пропало из базы сыска? Почему жнец не нашел меня в своей системе? Куда пропало мое имя? Ночной час на блокпосту всплыл обдающим холодом воспоминанием.
– Штеф?
– А? Ну, да… Нельзя, – натянуто улыбнулась, и мы медленно, посматривая по сторонам, пошли к кассе.
Наверху становилась шумнее: сирены, к которым слух понемногу привык, стали чаще; чудилось эхо от стрельбы, словно объявшей улицы (а может, шум кассовых аппаратов, да игровых наверху вносил смуту). Небольшая очередь практически не двигалась; девушка на кассе полусонно пробивала покупки, никуда не торопясь. Мы меланхолично ждали; Сэм успел сбегать в раздел философии, а как за пределами книжного началась суета. Голоса становились громче.
Я чувствовала, как внутри все напряглось и замерло; точно обострилась внимание, точно слух стал острее.
Покупатель, что стоял перед нами, покинул магазин, внимательно изучая покупку. Сэм расплатился первым и отошел, листая книгу, а я все поглядывала за стекло. Неразбериха густела. Люди спешно покидали продуктовый и устремлялись к лестнице.
Сирена не кричала. Дыма не было. Визуально ничего не переменилось, только людей охватил панический ужас.
– Девушка, ваши покупки! – настойчивый голос кассира заставил обернуться; я невпопад кивнула, быстро складывая книги в портфель, и встревожено переглянулась с Сэмом, но тот лишь пожал плечами.
– Давай-ка поскорее уйдем отсюда и вернемся к трейлеру, – проговорила я твердо, сжимая руку Дорта чуть выше локтя и буквально утаскивая его за собой к дверям.
Секунда. Две. И именно в тот момент, когда мы с Сэмом почти вылетели из книжного, раздался пронзительный визг. Полный ледяного страха и отчаянной боли крик. И на мгновение дежавю перекинуло в больницу, ударило запахом медикаментов и стухшей крови в нос.
Я крепче стиснула толстовку Дорта, задерживая его на месте, и тут же увидела…
То было не насилие. То было нечто намного более зловещее. Мне казалось, что время замедлилось, и я видела каждую деталь этой кошмарной сцены.
Их было двое – люди, обычные люди, не пациенты из третьего корпуса, – обезображенные, остервеневшие, зверевшие. Они накинулись на человека – мужчину или женщину уже не разобрать, – повалили на пол. Вопли, нечеловеческие крики. Слова застревали в наполняющемся кровью горле. Темная лужа крови по мрамору под телом.
Помутнение. Парализация. Шум, неразбериха, паника. Люди неслись к выходу, сбивая друг друга с ног, а затем попросту затаптывая упавших. Визг, грохот, плач. Страшный клекот, отозвавшийся отзвуком эхо. А потом я поняла, что этих монстров не двое. Взгляд цеплялся а нападение в толпе, новые и новые… Вся сцена – пара секунд. По ощущениям – вечность. Подскочившая продавец-консультант хотела было закрыть двери книжного…
– Нет! – вскрикнула я, пытаясь отступить; но белый Сэм стоял, как вкопанный.
– Заходите быстрее или уходите! – завизжала девушка.
– Сэм! – я тряхнула Дорта с силой, и мы рванули обратно в книжный.
Что было бы, не вернись мы тогда? Если бы помедлили еще миг? Если бы решили поддаться панике и побежать к лестнице, в город? Что было бы?
Девушка трясущимися руками закрывала двери, звуки стали приглушеннее… А я смотрела рядом и смотрела вперед, за стекло, где группа людей повалила на пол парня, склонилась над ним. Молодой человек размахивал руками, пытался подняться, оттолкнуть от себя напавших, но те плотным кольцом окружили его, не давая ни единого шанса выбраться, и через пару мгновений судорога свела его руку.
В следующую секунду в стекло врезался человек в растерзанной одежде. Сердце мое оборвалось и рухнуло, я пошатнулась. Мужчина угловато обернулся, впечатываясь ладонями и лицом в стекло. Его потускневшие, объятые желтоватой пеленой глаза, устремились на меня. Лишенная губ и щек челюсть отвисла до шее, обнажая гортань.
Громкий крик заложил уши, и не сразу поняла, что это мой крик. Передо мной все потемнело, и я почувствовала, как падаю.
Потускневшее небо, жар от земли. Душно. Стая птиц у горизонта. Вопли. Реки крови, наполненные змеями. Срывающийся снег. Черное солнце, распахивающееся внутри него око. Колонны. Лес. Сырая земля под ногами. Могилы. Гивори. Его перебинтованная рука. Книжный магазин.
И из бессознательного вырвал собственный полустон-полувскрик.
Распахнула глаза, жадно хватая ртом воздух. В горле пересохло, грудная клетка словно тисками сжата – дышать нестерпимо тяжело, больно, – голова гудела, а сердце ударяло набатом по ребрам. И дикий страх вызванный, благо, лишь сном.
Сном?
Сэм, склонившийся надо мной и приложивший палец к губам. Его испуганные красные глаза. Он говорил много, тихо, и я не разбирала его слов. Внутри все казалось холодным, замерзшим, заледеневшим, но четко понимала, что ужасно вспотела.
– Штеф? – взволнованно шептал Сэм. – Как ты? О, Небеса, если бы ты знала, как я испугался!
Резко поднялась, и перед глазами все поплыло; мы все еще были в книжном магазине.
– Как долго?.. – вопрос не договорила, схватываясь за голову. – Как долго без сознания?
– Не больше минуты, Штеф.
– Будто сотня жизней прошла…
– Нам нужно побыть здесь, – проговорил Дорт не сразу, внимательно всматривался в мое лицо. Старался говорить как можно спокойнее, но от оглушающего шума за пределами книжного кровь холодела. – Подождать, когда все утихнет. Катерина вызвала подмогу. Нас заберут, – я кивала в ответ, не вдумываясь в слова; адова какофония на фоне слов Дорта не позволяла боле ничего слушать. – Только нужно сейчас спрятаться и сидеть очень-очень тихо, без единого звука, хорошо? – я подтянула ноги к груди, обхватила их руками и спрятала лицо в коленях. Сэм сел рядом со мной, приобнял и прижал к себе. – Сейчас мы в безопасности, потом все прояснится. Нужно просто подождать очень тихо, не высовываясь…
Не знаю, как долго просидела в такой позе. В магазине становилось тише, теперь шум доносился только сверху, с улицы; дремотное состояние опутывало и тянуло вниз. Организм заставлял заснуть, перестать слышать и думать, но на грани рассудка я продолжала реагировать на крики, различать звуки стрельбы и вой сирен. Улицу над нами объяли взрывы; стеллажи с книгами дрожали, и пол дрожал, и меня охватывала дрожь.
Проваливалась в сон. От усталости, от перенапряжения. Полусознательное состояние. Голова тянулась долу, тело стало непослушным, ватным… И все вокруг превращалось в эфемерную вуаль.
А когда вновь открыла глаза, вокруг царил темный зеленовато-синий полумрак. У стеллажа напротив сидела девушка, работавшая в этом магазине и закрывшая двери. Она покачивалась из стороны в сторону, обхватив себя за плечи руками. Ее тушь растеклась, лицо сильно опухло, а аккуратный пучок на голове растрепался. Катерина? Ощутив мой взгляд, девушка подняла глаза.
– Сколько прошло времени? – спросила я шепотом.
– Больше пяти часов, – тихо проговорила та. Я услышала тяжелый вздох Сэма и обернулась:
– Что там?
Парень некоторое время помолчал, подбирая слова:
– Я не знаю, как это описать… Будто преисподняя развернулась, – голос у него осип. – Нельзя, чтобы те нас видели. Я хотел подойти к выходу, посмотреть, что происходит; меня заметили эти твари, начали двигаться в нашу сторону, навалились на двери. Я сразу ушел в слепую зону, а их, к счастью, что-то снаружи отвлекло. С улицы доносилась сирена, потом по громкоговорителям везде стали передавать одно повторяющееся сообщение, – парень тяжело сглотнул, продолжая смотреть в мое лицо остекленевшими глазами, практически не моргая. – Ты не помнишь? Не слышала? – я покачала головой. – Просили ни паниковать, ни выходить на улицы, не пересекаться с зараженными. Инфекция вырвалась в город. Им удалось выбраться из больницы… – Сэм облизал пересохшие губы. – Часа два назад в центре все резко затихло, но я не рискнул выходить еще раз. С улицы шум доносился, но словно уже не над нами, а дальше; а еще минут через сорок взрыв сильный прогремел, и после него пропала связь.
– Те ходят снаружи, ищут что-то, – вдруг проговорила Катерина. – Инфицированные. Мы решили переждать здесь подмогу и пока не предпринимать ничего…
– Тебе попить нужно, – осторожно произнес подошедший Сэм, дотронувшись до моего плеча.
Я покачала головой, хотя пить хотелось. В голове – хаос. В мыслях – сумбур. Всякая попытка сориентировать и проанализировать ситуацию – в пекло. Мне было до ужаса страшно, и ужас ослеплял и лишал ясности. Дикий страх, вязкий, тянущий.
Дорт, не произнеся ни слова, обнял, притянул к себе. Я не заметила, что из глаз моих текут слезы. Думала об Эндрю – ведь он остался там, прямо около больницы, – волновалась за наши с Сэмом жизни. Стены и потолок сдавливали, но за пределами этой клетки еще большая неизвестность и опасность.
А вдруг нам не удастся выбраться? А что если нас ждет западня? Или мы останемся здесь замурованы?
И иронично, точно насмехаясь, прямо напротив нас стояла полка с религиозной литературой. Центральное место занимала красная Книга Писания, на обложке которой цветами заплетены филигранные золотые буквы: "Мы под защитой Богини Матери".
– Штеф, – тихо прошептал парень, гладя меня по волосам, – тише, упокойся… Все будет хорошо, слышишь меня?
Кивнула, сжимая его толстовку. Безмолвно повторяла единственное слово – "невозможно", – пытаясь понять, почему нет помощи извне, почему люди озверели, перекинулись в кровожадных монстров, почему вообще мы находимся в этой сюрреалистичной пародии на жуткие легенды прошлого. Пытаясь понять, что будет дальше и будет ли вообще что-то.
Вдох. Выдох. Главное унять панику, ибо она – главный враг и нож в спину, самое страшное в моменты неразберихи. Это чудо, что мы остались в книжном, что не оказались затоптаны смятением толпы.
Все точно в тумане. Происходящие походило на паршивую постановку, дурное шоу.
Я не знала, что сейчас происходило за пределами торгового центра. Не хотела знать и даже помыслить не могла о попытке прорваться на волю – хотя убеждала себя, что рано или поздно рисковать придется, – ибо мир замер, сжался, и я тоже не могла пошевелиться, скованная страхом. Могла ли закончиться эта ночь? Мог ли пройти мрак? Или нам суждено было остаться в клетке душного магазина, навсегда потеряв возможность выйти на улицу? Словно попали в бесконечный цикл маленького ада, сотканного из животного страха, неразумения и синих длинных теней, тянущих когти к нашим сердцам. Словно навсегда должны остаться средь книжных полок, под взором скульптурки раскинувшей руки Матери.
Лампы, источавшие тусклый свет, гудели и беспрестанно мигали. В те минуты, когда книжный погружался во тьму, казалось, что вот-вот из-за стеллажей выйдут они и нам конец. Я не имела понятия о том, что они в сущности представляют собой. Я просто боялась их. Боялась этой неизвестности и опасности, которую не могла ни объяснить, ни понять. Каждый раз сердце замирало, и я судорожно вдыхала, сильнее прижимаясь к Дорту. Катерина сняла туфли и ходила взад-вперед около нас, пытаясь, видимо, тем успокоиться; Сэм тяжело дышал и закрывал глаза, переводя дух.
Я с ужасом возвращалась к скупому осознанию, что мы загнаны в клетку. А еще к тому, что мы не знаем о происходящем наверху. А что если на улице все так же, как и здесь? А что если на улице хуже?
Изолированный Север представлялся теперь впрямь иначе. Как и попытки скрыть разрастающуюся эпидемию. Значит, зараза уже здесь? Как скоро она доберется до Центральных земель? Как скоро окажется в столице, охватит Мукро? А дойдет ли до Штиля? Как скоро поглотит все Государство? От Ледяного моря до Большого океана? И почему ничего истинно не делается, чтобы это остановить?
В магазинчике отсутствовало перекрытие на потолке, поэтому, когда поднимала голову, взгляд цеплялся за трубы и провода. Лампы напоминали больничные, что лишь сильнее вгоняло в безумную агонию ужаса. Абсолютная тишина, нарушаемая лишь бесконечным гудением ламп, вызывала невыносимое беспокойство.
Такое не может происходить взаправду. Такое не может существовать в реальности.
Катерина вдруг остановилась вслушиваясь. Я насторожилась и замерла, почти не дыша, но никаких звуков не звучало; недоуменно глянула на девушку, но та лишь постаралась улыбнуться. Скинув жакет, Катерина опустилась на пол около меня.
– Вы не против? – спросила она, опустив голову на мое плечо. – Становиться прохладно, не находите?
– Нет, холоднее не стало, – я осторожно попробовала ее лоб. – У вас температура.
– Это ничего, – девушка вновь улыбнулась, – перед тем, как пропала связь, я успела позвонить мужу. Он завтра возвращается с командировки и заберет меня отсюда. Часов в восемь утра. И все будет хорошо.
Я глянула на нее с сочувствием или снисхождением; действительно ли она верила в то, что все будет хорошо? Или это я не могла поверить в эту формулировку? Слова Катерины не успокаивали. Нет, они звучали обреченно и жутко, будто предвестники , что все сложится совершенно иначе.
Но нужно было убеждать себя, что то лишь страх перед неизвестным нагоняет нестерпимой тревоги. Нужно было успокоиться… И единственным способом взять себя в руки оставалась банальная попытка полагаться на простое самовнушение, мол, именно завтра все наладится.
Ведь все будет хорошо? Ведь завтра Катерину заберут, завтра придет помощь. Завтра все вернется на круги своя. Завтра мы выберемся. Завтра мы вспомним сегодняшний день с улыбкой, ведь завтра все будет хорошо…
Небеса, дайте нам силы пережить этот день и эту ночь.
Состояние опустошенности и апатии. Состояние, когда эмоционально все еще не можешь поверить в случившееся, а рассудок холодно и цинично осознает и взвешивает итоги. Будто ни жив ни мертв, кусок мяса, снабженный мозгом, но потерявшим возможность мыслить… В такие моменты больше всего на свете хочется забыться или кричать, вопить, выплескивая наружу то, что не можешь произнести.
Но кричать мы не могли. Не могли звать на помощь, не могли помочь себе сами. Я потеряла счет времени, которое мы провели в молчании, сидя на полу, поглядывая по сторонам и страшась дышать. Пытаться выбраться самостоятельно казалось чем-то невозможным и сумасшедшим, и покорное ожидание обещанной помощи, милости Небес или любого другого разрешения этого кошмара оставалось единственным вариантом.
Безропотное принятие своей участи сжигало изнутри. Страх неизведанной опасности сменился чудовищным ожиданием конца. Свет продолжал мигать, лампы, казалось, стали гудеть сильнее.
Полка религиозной литературы напротив. Раскинувшая руки Матерь.
Молчание начало сводить с ума всех нас, и я заговорила первая сбивчивым шепотом. На отвлеченные темы. Лишь бы о чем-то. Сэм подхватил беседу. Катерина следом. Говорили о книгах, о работе, но ни слова о случившемся, дабы не вгонять друг друга в еще большую панику.
Девушка вскоре задремала.
Безмолвие подчинилось страху: а что если спасение не придет? Что если мы загнали себя в еще худшую ловушку? Если погребли себя собственными руками? Собственными силами закрыли крышку гроба?
Дернула головой, ущипнула себя за запястье. Внутри все сжималось, холод опоясывал.
Сэм крутил в руках выключенный телефон – зарядка села, – но толку от этого гаджета в любом случае не было. Связь пропала.
Ноги затекли; я аккуратно поднялась, Дорт, вздрогнув, посмотрел на меня недоуменно:
– Ты куда собралась? – спросил он, но я не ответила, погруженная в себя. Красивое лицо Сэма приобрело болезненно-мучительное выражение, золотистые волосы точно потускнели, а его любимая теплая яркая толстовка с монстриком была насмешкой всему этому безумию.
Стерлось прошлое. Исчезло будущее. Политические игры, журналистские авантюры, гражданский протест, амбициозные планы – все рассыпалось прахом на ладони, пеплом на зубы. В секунду, когда смерть дышала в затылок, даже ад Государства казался раем, куда хотелось скорее вернуться.
Вытерла вспотевшие ладони о джинсы, сняла туфли и на цыпочках подошла к краю стеллажа, выглянула из-за него.
Стекло перепачкано грязно-красными разводами. В продуктовом – тени нескольких передвигающихся человек. Человек ли? Движения их медленные, ломаные. Тел людей, на которых напали, которых разорвали, не было. Лишь кровь. Ее разводы. Ошметки плоти. Остатки одежды.
Я дрогнула. Где они? Где они?! Невозможно же после подобного встать и уйти? Не могли же их съесть полностью? С костями?! Да и, упасите Небеса, съесть?! Не приходили ведь спасатели, не являлись медики; тела куда-то утащили? Но куда? Кто?
Пошатнулась, ужасаясь собственным мыслям. Съели. Невозможно!.. Бред, все бред – все лишь сплетни, россказни, слухи, сотканные из помутненных рассудков и злословия, махинаций таможенных баронов и осмелевших градоначальников… Это ведь был спектакль. Это ведь был он? Чтобы люди искали спасителей в лице правительства?
Снова накатил рвотный позыв, и я поспешно отвернулась. Закрыла глаза, взявшись за голову. Земля уходила из-под ног. Сделала первый шаг обратно, пошатнулась.
Придет ли спасение? Когда нас заберут? Заберут ли? А если все будет иначе?
Прижала руку к грудной клетке, ощутила, с какой силой бьется сердце.
Сэм внимательно наблюдал за каждым моим движением. С напускным спокойствием кивнул, пытаясь тем приободрить, но меня лишь передернуло. Вместо слов и дум о постороннем – бесконечный поток сознания в попытках отыскать выход, объяснение; связать прошлое и настоящее, попытаться различить среди густеющего мрака будущее. Все затерлось. Тогда существовал лишь магазин. Тишина. И первобытный страх, подпитываемый неизвестностью.
А если бы мы на сутки раньше? Если бы наш разговор с Гивори прошел так, как первоначально было запланировано? Было бы всё иначе? Понимала бы я происходящее хоть на толику?
На стене висел план эвакуации в случае пожара. Я понимала, что сидеть здесь – не выход. Но иного пути, казалось, тоже не было. Ни Сэм, ни уж тем более Катерина, не могли сказать мне ничего толкового, лишь сильнее сбивали с толку и нагоняли паники.
В животе громко заурчало. Я со страхом обернулась…
– Есть хочешь? – с невозмутимым лицом проговорил Сэм, хотя сам напрягся.
Я покачала головой, несмотря на то, что единственное, что побывало с утра в моем желудке – лишь стаканчик второсортного кофе. При одном упоминании еды во рту появился кислый привкус, а в животе перевернулось. Перед глазами – картинка за стеклом. Но слабость в теле давала о себе знать. На грани сознания я понимала, что нужно заставить себя проглотить хотя бы что-то.
– Сэм, – с какой-то мольбой в голосе проговорила, подходя к парню и подсаживаясь рядом. – Сэм, нас же правда вытащат? Ты слышал разговор Катерины? Ты сам слышал, что помощь придет?
Тот бросил на меня взгляд, и сжал зубы так, что на его лице выступили желваки; помолчал с пару секунд. Затем тяжело выдохнул и вновь постарался натянуть на лицо подобие улыбки.
– Конечно! – Сэм кивнул. – обязательно вытащат! Я сам слышал. Слышал, Штеф.
– Что конкретно они говорили?
– Штефани, – парень качнул головой. – Всё будет хорошо. Скоро все прояснится, и мы будем жить как раньше, – но не успела я ответить, как Дорт тут же продолжил, и скорее для самого себя, – хотя, жить как прежде? Но как? С такими-то воспоминаниями? Не представляю, что смогу потом спокойно спать. И воспринимать окружающий мир, как прежде, – осекся. Посмотрел на меня долго, серьезно. Катерина заворочалась и вновь замерла; спала она беспокойно, кашляла, постанывала. Мы с Сэмом встревожено переглянулись.
–Да, – произнесла я хрипло и глухо, точно не своим голосом. – Произошедшее многое переменит.
В животе опять противно заурчало и еле-еле нам удалось съесть пару галет. Затем, чтобы хотя бы как-то отвлечься, я взяла первую попавшуюся книгу со стеллажа и начала читать, ежеминутно останавливаясь и вслушиваясь в тишину; впрочем, и к гудению ламп, и к нескончаемому миганию света привыкла. Через некоторое время и Сэм принялся за чтение, дабы убить тянущиеся минуты.
Я пробегала глазами по предложениям, не понимала смысла написанного. Смотрела на буквы, но не могла прочесть слова. Голова болела. В груди роилось чувство тревоги. Незаметно для самой себя, постукивала от напряжения ногой о пол. Время тянулось, а чувства постепенно притуплялись.
Ночь я провела в состоянии, похожем на беспамятство. Вспоминается, как пару раз просыпалась Катерина, как ее била истерика, и мы с Сэмом успокаивали девушку; как свет полностью погас и страх захлестнул с новой силой. Как я боялась открывать глаза, когда в двери книжного вновь принялись ломиться те монстры; как сидела, обнимая свои ноги и силясь не плакать. Как наверху отдаленно гудели сирены. Как эхом доносились отзвуки взрывов. Как я хотела бежать из этого места. Как сначала спал Сэм, а я сидела на дежурстве и думала, что не смогу уснуть. Как потом Дорт сменил меня, и я легла на пол, сжавшись и смотря в одну точку.
И сама стала точкой. Маленькой песчинкой среди миллиардов тысяч звезд в бесконечном холодном небе.
И я не знала, сколько прошло времени, прежде чем поборол тревожный и болезненный сон. Не помню, когда усталость овладела мной настолько, что поглотила меня в беспамятство. Снилось, что бегу куда-то, и кто-то гонится за мной, но я не различаю его лица. Я бежала, не чувствуя земли под ногами, спотыкалась, падала, вновь поднималась. Высилась гора передо мной, но достичь ее не хватало сил – все бежала и бежала, без возможности сдвинуться с места. Мне снилось, как мертвые нападали на живых… Во сне я была уверена, что твари те – мертвые. Мне снилась кровь. Много крови. Все мои руки были в чужой крови. И я плакала во сне. Плакала навзрыд, задыхаясь, захлебываясь собственными слезами. Молила о помощи, кричала в небо и не получала ответа. И я чувствовала боль, которая разрывала изнутри… И снег мне снился. Я лежала на земле, смотря в серое небо, а крупные хлопья снега падали на меня. И было так холодно, что не чувствовала своего тела. Но чувствовала, как мое горло стягивало что-то холодное и скользкое, напоминающее змей. Снег валил. И жуткий страх…
Я проснулась резко, тяжело вдыхая и быстро переворачиваясь со спины на бок. Сердце бешено колотилось. Слышался глухой стук в дверь. Темнота. Монотонное эхо. Беспомощность.
– Сэм? – беспорядочно зашептала я, охваченная сильной дрожью и глядящая по сторонам. – Сэм?!
Парень показался из-за стеллажа, вооруженный длинной шваброй. Волосы на его голове были растрепаны, покрасневшие глаза воспалены.
– Тише, – шикнул он, – они там. Четверо. И… – Сэм проглотил продолжение фразы. Не смог завершить. От реальности не уйти.
Хотелось закричать, чтобы заглушить посторонние звуки, но лишь кивнула Сэму, опускаясь вновь на пол и устремляя взгляд в потолок.
Осознание собственной никчемности перед сложившимися обстоятельствами убивало. Выход был. Единственный. И он вел наверх, через двери.
Но там, за стеклом, нас ждали зараженные. Живы ли они вообще? Ведь невозможно жить с такими ранами. Не могли же явиться в наш мир монстры из древних легенд и забытых сказаний? Не могли же стать явью жуткие твари, о которых рассказывали в страшных предвестиях религиозные тексты? Призраки из кошмаров. Мороки из затертых мифов далеких ледяных земель. Кем еще могли быть те жуткие сущности? Сумасшедшими? Каннибалами? Неужели всё лишь предвестие грядущего конца, о котором пела, согласно писаниям, Богиня Матерь?
Оставалось просто ждать. И мы сами не знали чего или кого. Бездействие туманило сознание, рисовало в воображении страшные картины предвкушавшего нас неминуемого будущего. Если оно существовало для нас. Кто знает, что сейчас наверху?
Ехали за материалом, а угодили в ловушку. Почему нас не остановили новости последних недель? Почему не напугало повсеместное закрытие городов? Почему мы отнеслись к этому так вольготно, почем пропустили всю серьезность мимо внимания? Почему так легко выкинули из головы тех пациентов в больнице, которые грызли, рвали, рычали? Почему люди с улицы стали такими же, как те пациенты?..
И главное.
Почему Трое не разгласили информацию о Северной заразе? Почему не осветили происходящее на Севере и не предприняли опережающие действия?
Сэм продолжал стоять чуть поодаль, выглядывая через щели книжных полок на двери. Со шваброй в руках. В футболке с карикатурным монстром. Комичность и ужас ситуации поражали. Разве может быть так смешно, когда кровь стынет в жилах?
Нас накрыло происходящее с головой, словно внезапно поднявшаяся волна сбила не ожидающего человека с ног и повалила на горячий песок. Трудно собраться и осознанно все обдумать, а ведь это, собственно, и нужно было сделать. Но разве мы могли?..
Слишком напуганы. Слишком потеряны.
Снег шел. Падал крупными хлопьями. Очередной сон, где лишь бескрайнее белое поле и серое небо… Но землю пропитала кровь.
Не знаю, в какой момент я задремала. Просто провалилась в беспамятство на пару часов – смутные, размытые сновидения, сотканные из жутких наваждений и не менее пугающих воспоминаний, – а когда вновь открыла глаза, надеясь увидеть свою комнату или, в крайнем случае, потолок трейлера, стон разочарования вырвался из груди. Первые секунды продолжала лежать, свернувшись в клубочек и не находя в себе сил встать. Слышала, как Катерина тихо переговаривалась с Сэмом.
Отчужденность. Будто тело не мое, будто прошедшие часы заточения чужие, не со мной случившиеся, не мной прожитые.
– Который час? – наконец выговорила я.
Катерина дрогнула, Сэм обеспокоенно обернулся.
– Почти восемь, – ответила девушка, убирая выбившуюся прядь волос за ухо; я коротко кивнула, поднимаясь, и попутно глянула на Сэма. – И… эти ушли.
На короткое мгновение ощутила обескураживающую легкость, облегчение, и наивные слова Катерины словно сбили груз с моих плеч. Доля мига, когда я позволила себе поверить, что зараженные ушли, и мы могли выбраться из магазина и поскорее покинуть это ужасное место – решиться на то было страшно, но страшнее оставалось только ждать иллюзорной помощи, – оказаться снаружи и наконец-то узнать, что в действительности произошло. И тогда можно было бы забыть эти сутки навсегда, выкинуть весь случившийся кошмар из головы!..
Но такая яркая и идеальная фантазия вдруг напугала. Даже обескуражила. И смутное сомнение сдавило паникой легкие. Никто не мыл полы от крови. Никто не шел на работу. Никто не пытался нас спасти. Спина мгновенно взмокла, и необычайных усилий стоило мне сделать вдох и выдох, стараясь гнать смятение и мыслить холодно.
Мне безумно хотелось надеяться на то, что скоро все вернется на свои места. Должно вернуться. Я все еще верила в это. И вера это единственное, что у нас оставалось.
– Штеф? – я дернулась, посмотрев на Сэма. Тот, видимо, позвал меня не первый раз.
– Мы должны уходить отсюда. Сейчас. Пока есть возможность, – отчеканила в ответ.
– Уйти? – парень растерялся, и голос его был полон нескрываемой тревоги.
–А если они… там? – Катерина цеплялась пальцами за крупные деревянные пуговицы жакета. – За нами должна прийти помощь. Может подождать? – с надеждой добавила она, но я упрямо покачала головой.
Выход казался несуществующим, существование мира вне стен книжного – неестественным; но остаться здесь и ждать исхода означало лишь временное затишье перед неизбежным концом. У меня не было никакого плана, я не понимала происходящего, не знала, как действовать. Я не знала ничего, и единственным, в чем убежденность крепла, оставалось притупленного понимания потребности спасаться самостоятельно.
Лучше уж быстрый ужасный конец, чем ужас без конца. Но я тогда еще не знала…
– Мы должны уходить, – повторила настойчиво. – Подумайте сами, а что если помощи не будет? – голос мой тихий, бесстрастный; я скосила глаза на Сэма, а в лице его читались сомнения и странные ноты горечи и разочарования. – Как долго мы здесь просидим? Сколько у нас есть безопасного времени? Мы ведь не можем с уверенностью сказать ни кто они, ни на что они способны. Кто даст нам гарантию, что мы огорожены от угрозы? – недолгая пауза. – Мы лишены информации, знаний; происходит одном только черту ведомо что… Под землей я не останусь.
– А кто даст нам гарантию, что мы будем в безопасности наверху? И что мы будем делать, когда выберемся? – Катерина, прерывисто вздохнув, не отступала.
– Сэм, – я проигнорировала вопрос девушки, смотря Дорту в лицо, – не забывай, Эндрю еще там. Он бы не уехал без нас, в этом я уверена. Нужно вернуться. Мы обязаны вернуться. Пока есть шанс выбраться.
Дорт продолжал молча стоять, сверля меня взглядом, но затем неуверенно кивнул, мельком глянув на Катерину.
Все это напоминало какой-то бред, сон, галлюцинации.
– Ладно, – я убрала волосы назад, – хорошо, пробуем.
Сэм, подал мне руку, помогая встать на ноги, передал бутылочку воды; затем сам, не произнеся ни слова, прошел за стеллаж, чтобы проверить обстановку за стеклом. Тут же поднялась Катерина, придерживая свою сумку и протягивая мне мой портфель. Она, опухшая от слез, еле стояла на ногах, и казалось, что способна сделать лишь несколько шагов, прежде чем упасть без чувств.
– Пойдем, – прошептала я, беря ее под руку, – догоним Сэма.
Тот уже ждал нас, сжимая в руках ту самую дурацкую швабру и с подозрительностью глядя в темноту зала за стеклом. Мы замерли у двери на несколько мгновений. Жуткая тьма точно ползла по полу, изредка освещаемая вспышками света. Густая тьма. Смолистая. Я смотрела вперед, и совершенно не хотела переступать порог книжного. Однако отчаянный взгляд не бросила на Сэма, поймала его в собственном отражении, мысленно приказывая себе быть мужественной.
Катерина достала ключи, подошла к двери…
– Вперед! – хрипло сказала я сразу же, как девушка ее распахнула; резкий тошнотворный запах гниения ударил в нос, во рту стало кисло. Я закрыла нижнюю половину лица рукой, пытаясь побороть рвотный позыв. Спешно, но осмотрительно мы двигались к лестнице, поглядывая по сторонам и пугливо озираясь. На полу темнели следы крови, ошметки одежды, куски мяса… Где-то в глубине мрака продуктового магазина мелькнула тень. – Сэм! – быстро зашептала я, дергая парня за толстовку, – Сэм! – тот обернулся, выставляя швабру перед собой. – Быстрее! К лестнице!
Катерина схватила меня за руку, и мы рванули единовременно. Сердце билось в глотке, в ушах все свистело и гудело. Сэм устремился за нами. Миновали пролеты словно в пару шагов, хотя чудилось, будто мышцы ног превратились в кисель. У самого верха я резко остановилась, придерживая Катерину и Дорта, и выглянула из-за перил в зал – пусто. Лишь кровь, разбитые стекла, перевернутый автомат с кофе… И чье-то бездыханное разорванное тело в углу.
Будто пронзило. Рвано глотнула воздух, не в силах оторвать взгляда. Легкие сжало, спину опоясал мороз. Сэм попытался меня дернуть, но я все так же стояла, замерев на месте.
Страх. Страх. Страх. Он отравил, связал, заковал.
– Штефани, нам нужно идти, – Дорт потянул меня за собой; теперь уже он осторожно и внимательно вел нас к выходу. Катерина все еще крепко сжимала мою руку, пытаясь держаться как можно ближе, и мы боязливо смотрели по сторонам, не чувствуя ни пола под ногами, ни твердости в самих ногах. Я отчетливо слышала какие-то звуки.
Да что же происходит, Небеса? Что происходит?! Ощущения жизни не было, но дыхание смерти скользило из каждого угла.
– Давайте! – Сэм открыл двери на улицу. – Быстрее, вперед, быстрее!
Мы вылетели на улицу. Сначала застилающий глаза свет – в первую секунду только, да и лишь из-за долгого пребывания в темноте, – затем дуновение ветра и дымным запахом гари и крови. Следом – вырванный из груди беззвучный вскрик и прояснение во взоре. Замер Сэм, ошарашенно смотря по сторонам. Катерина закрыла рот рукой… А я, сделав неровный шаг вперед, пошатнулась.
Перевернутые дымящиеся машины, исполосованные копотью дома. Невдалеке разбитый с искореженным корпусом вертолет, на хвосте которого поигрывали тухнувшие языки огня. Пустота. Глубокая мертвая тишина. Тела людей. Разорванные, с разбитыми головами. Где-то вдали, свистя колесами, пронеслась одинокая машина, сбивая все на своем пути.
Сильный холодный ветер обжог лицо, растрепал в одно мгновение волосы. Сумрачно – тяжелые тучи закрывали небо, свет нигде не работал. Вокруг погром, разруха, хаос. Будто нас выбросило совершенно в другой мир. Мы жили в одном, мы вчера еще жили в одном, а сегодня нас перенесло в какую-то еще более жуткую извращенную реальность. Я не могла ни то что мыслить, не могла нормально дышать… И даже после всех трупов внизу, после того, как на моих глазах разорвали человека. Я не могла поверить, что все это происходит взаправду. Особенно видя то, что на улице трупов еще больше.
Катерина, опустившись на землю, тихо поскуливала, дабы не зарыдать в голос. Я хотела вопить, но оставалась нема. Я хотела проснуться, забыться, вернуться домой. Но это не было сном.
– Карлос! – вдруг вскрикнула Катерина, и я сама чуть не взвизгнула от неожиданности. Быстро обернулась, видя, как девушка кинулась на шею молодому человеку, на плечах которого висел огромный рюкзак. Катерина плакала навзрыд, не в силах успокоиться, а незнакомец прижимал ее к себе, запуская руки в ее волосы и спешно шепча ей на ухо. А затем он посмотрел на нас с Сэмом и кивнул:
– Спасибо, – устало прохрипел парень, – что были с ней…
– Что произошло? – спросил Сэм, чуть ли не перебивая.
– Без понятия, правда, – обеспокоено ответил Карлос. – Сначала призывали всех оставаться дома, забаррикадироваться и ждать дальнейших указаний. Говорили об опасности пересекаться с этими тварями… Многие инструкций не выполняли, во второй половине дня началась массовая паника. Начали передавать о всеобщей эвакуации, а потом город подвергся авиационным ударам, – мужчина закачал головой. – Я не смогу объяснить или описать. Все смешалось… Но город – ловушка. Нужно уезжать. Постов таможенников нет. Здесь ничего больше нет. Мой вам совет – берите машину и сваливайте как можно быстрее, оставаться здесь просто безумие. Мы бы взяли вас с нами, но все места заняты.
– Ничего, – сглотнув, кивнул Сэм, – нас тоже ждут.
Катерина повернулась к нам, ничего не говоря. В ее глазах – немое прощание. Девушка утерла глаза и полезла в карман, в следующее мгновение кинув мне ключи от магазина.
– Если вдруг понадобится вернуться, – всхлипнула Катерина, а я подумала, что ни за что не хотела бы вновь очутиться там. – Прощайте! Удачи вам!
Карлос, все так же прижимая Катерину к себе, повел ее через дорогу.
Вдруг прокатился дрожью раскат грома; казалось, что прямо над нашими головами затряслось небо. Я сжалась, схватившись за толстовку Сэма, и мы нетвердо двинулись прочь. Парень поддерживал меня, шептал что-то, а я еле переставляла ноги. Шаг за шагом, каждый из которых давался все болезненней.
Темно. Промозгло. Тихо. Все вокруг было антрацитово-серым, дымящимся, безжизненным. И мир будто поглощал негромкие звуки наших шагов, отражаемые пустотой. И тела. Кровь и тела.
За всю свою жизнь я не видела ничего подобного.
Прошло несколько мучительно долгих минут, когда, внезапно, Сэм замер на месте. Его глаза округлились, он стиснул мою руку до боли и сбивчиво зашептал:
– Штеф, смотри!..